Понедельник
29.04.2024
10:40

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0

Форма входа

Календарь

Друзья сайта
Создать сайт Официальный блог Сообщество uCoz FAQ по системе Инструкции для uCoz Все проекты компании

Мой сайт

Археологичские культуры в бассейнах Днепра, Дона и Днестра в XX – XII вв. до Р.Х.

Нет сомнения, что переселение тюрок в разных направлениях продолжалось несколько столетий и все это время какая-то их часть оставалась в междуречье Днепра и Дона. Существование в первой половине второго тысячелетия до н.э. двух разных культур на Правобережной Украине – катакомбной и среднеднепровской – может говорить о том, что ее заселяли народы разной этнической принадлежности. Со среднеднепровской можно связывать иранцев, которые, двигаясь вдоль Десны, стали занимать ареалы фракийцев, фригийцев и армян. Творцами же катакомбной культуры, созданной на основе ямной, должны были быть какие-то племена тюрок, оставшиеся вблизи мест первоначального поселения. Это могли быть огузы, сельджуки, туркмены и кипчаки.

О перерастании ямной культуры в катакомбную свидетельствуют некоторые археологические находки, в частности, власовского могильника (с. Власовка Грибановского района Воронежской области):

… погребения и ямного, и катакомбного типа могильника не обнаруживают хронологического разрыва, а определяют своим обликом как бы «рабочий момент» процесса преемственности и взаимодействия (Синюк А.Т., 1969, 56).

Катакомбнная культурно-историческая общность охватывала степную и лесостепную полосу северочерноморского региона от Волги и Кавказа до нижнего Дуная. Украинские специалисты разделяют катакомбное историческое сообщество на культуры:

1. харьковско-воронежская,

2. донецкая,

3. ингульская,

4. предкавказская,

5. полтавкинская.

Первые четыре культуры могут принадлежать указанным выше тюркским этническим группам, а творцами полтавкинской могли быть ногайцы, именем которых мы условились называть предков собственно ногайцев и казахов.

С началом 16-го ст. до н.э в междуречье Днепра и Дона начинает развиваться срубная культура. Ранее преобладало мнение, что она не имеет местных корней и появляется на территории Украины уже в готовом виде (Археология Украинской ССР, 1985, 472). В период своего расцвета эта культура была распространена от нижней Волги до берегов Днепра (на правом берегу Днепра памятники срубной культуры находятся только в узкой прибрежной полосе), и очень много памятников концентрируется в северной части бассейна Северского Донца. Носители этой культуры были оседлыми земледельцами с необычайно высоким для того времени уровнем развития хозяйственной деятельности. Некоторые ученые ищут корни срубной культуры в области полтавкинской культуры в Поволжье и далее на востоке в области андроновской культуры (Кузьмина Е. Е., 1986, 188; Березанская С. С., 1986, 43; Археология Украинской ССР, 1985, 474). Авторитетно о происхождении срубной культуры писал М.И. Артамонов:

Расселение создателей срубной культуры по степной полосе Восточной Европы относится ко второй половине II тыс. до н.э. Вместе с ними вместо мышьяковистой бронзы северокавказского происхождения распространяется оловянистая приуральская бронза в формах появляющихся вместе с сейминской культурой Прикамья и Среднего Поволжья. Есть основания предполагать, что сейминская культура сложилась в результате миграции какой-то группы населения из Сибири… Быстрое распространение по Северному Причерноморью срубной культуры, заимствовавшей от сейминской культуры более совершенное сибирское вооружение, сопровождалось вытеснением и ассимиляцией занимавшей его катакомбной культуры с ее вариантом – культурой многоваликовой керамики, оттесненной в самый начальный период из междуречья Дона и Северского Донца до низовий Дона и Днепра. Около XIII в. до н.э. срубная культура оказывается уже на Днестре (Артамонов М.И., 1974, 11).

Такие размышления Артамонова, очевидно, основаны на имевшем место и среди других ученых мнении, о постоянном миграционном движении с востока на запад, в частности так называемых "алтайских" и "уральских" народов. Однако, принимая во внимание локализацию прародин этих народов в Восточной Европе, двигаться с востока они не могли, наоборот, тюркские народы двигались из Европы именно на восток. Кроме того, происхождение металлургической провинции в Поволжье Е.Н. Черных связывает с перемещением в Поволжье этнических групп из Балкано-Карпатского региона, принесших свои культурные и технологические традиции (Черных Е.Н., 1976, 39), что подвергает сомнению существование в Приуралье металлургии более высокого уровня, чем в более западных регионах.

Очевидно, исходя из таких же позиций, другие ученые, не исключая внешних влияний, полагают, что ни в нижнем, ни в среднем Поволжье достаточной генетической основы для срубной культуры нет и утверждают, что единого центра происхождения срубной культуры не было, а ее складывание в каждом регионе надо объяснить, исходя из местной археологической основы (Чередниченко Н. Н., 1986, 45). В этом научном споре важным есть то, что мнение о приходе носителей срубной культуры с востока не является бесспорным, и поэтому остается возможность рассматривать другие варианты ее происхождения.

Во-первых, следует иметь в виду, что общепризнанным является мнение об иранской этнической принадлежности срубной культуры, и это подтверждает определенная нами область поселения иранцев. Однако связи срубной культуры со среднеднепровской, создателями которой мы считаем именно их, не отмечено. Следовательно, нужно искать какие-то внешние культурные влияния. При исследовании иранских и финно-угорских языков были обнаружены их некоторые непонятные связи с греческим, которые проявились в многочисленных лексических совпадениях. Вот некоторые примеры.

Греческому εσχαρα "очаг, костер" хорошо отвечают слова иранских языков с значением "яркий": перс. ašekar, гил. еšêkеr, курд. aşkere, ягн. oškoro и т.д.. От греческого τιμαρεω "защищать", наверное, происходят перс. timar, гил. timеr, курд. tîmar, тал. tümo "забота". С греческим σασ "моль" можно связывать перс., курд. sas "клоп", гил. sеs "то же". Из греческого заимствовано пушт. lamba "пламя” (от гр. λαμπη "факел", "свет") и, очевидно, пушт. julaf "ячмень" (гр. αλφι из тюрк. arpa "ячмень"), тал. külos „корабль”, „корыто” (гр. γαελοσ „ведро”, „грузовой корабль”). В славянских языках есть группа слов одинакового семантического содержания, примером которым может быть украинское левада. Эти слова считаются позаимствованными из сгр.λιβαδιον "луг, орошаемая равнина" (Мельничук О. С., 1989). Однако слово подобного значения имеется в персидском– rävad "луг". Вряд ли персидское слово позаимствовано из среднегреческого, скорее всего заимствование произошло гораздо раньше. Слова этого корня в славянских языках, очевидно, являются греческим субстратом. Много слов греческого происхождения в осетинском приводит в своем этимологическом словаре Абаев (А. Абаєв В. И., 1959-1989), однако большая часть из них может происходить со времен скифского периода, поэтому с примерами можно ошибиться. Показательными являются греческие заимствования в языках мокша и эрзя. Например, бесспорно греческого происхождения, вопреки Серебряникову, мок. ватракш "лягушка" (гр. βατραχοσ "то же"). Есть еще несколько бесспорных соответствий: эрз. виськс, мок. визькс "стыд" – гр. αισχοσ "стыд, позор", эрз. нартемкс "полынь" – гр. ναρθηξ "фенхель" (оба растения имеют острый запах), мок. клёк "хороший" – гр. γλυκυσ "сладкий", мок. стирь "девушка" – гр. στειρα "яловая". Покорны относит гр. Πινδοσ к и. е. *kuei „светить“ („leuchten“). Этому слову есть параллель в языке мокша – пиндельф "блеск", изолированное слово среди финно-угорских языков. Отдельные слова греческого происхождения можно найти в прибалтийско-финских и волжско-финских языках. В вепсском языке есть слово poimen "пастух", идентичное с греческим ποιμην "то же" (похожее слово есть также и в финском), мар. каля "мышь" хорошо отвечает гр. γαλη "куница", "ласка", "хорь", мар. лаке "яма" тождественно гр. λακη, мар. энгыр "удочка" можно связывать с гр. αγκυρα "крючок", эст. aur "пар" напоминает гр.αηρ "воздух". Все эти примеры греческо-иранских и греческо-западно-финских связей дают основание допускать, что когда-то какое-то греческое племя осело в пограничье иранской и финно-угорской областей.

И именно эти греческие переселенцы могли принести зачатки срубной культуры в это пограничье. Основанием связывать греков со срубной культурой дает сходство погребальных сооружений греков микенских времен и носителей срубной культуры, название которой происходит, собственно, от слова "сруб" – особенного погребального сооружения, на что обратил внимание Чередниченко, изучая предметы так называемого Бессарабского клада и заметив в них элементы микенской культуры:

В свете приведенных данных определенный интерес приобретают и до известной степени близкие между собой конструкции погребальных сооружений раннесрубных могил в больших ямах и шахтных гробниц в Микенах. Шахтные гробницы – это обычные грунтовые ямы внутри которых сооружались ящики, перекрытые деревянными брусьами. На брусья укладывались плоские каменные плиты или ветки, покрытые сверху тонким слоем водонепроницаемой глины (Чередниченко Н. Н., 1986, 74).

Для сравнения можно дать описание срубных погребальных сооружений:

Под курганной насыпью, в материке находится прямоугольная яма. В нее поставлен деревянный сруб, точнее, рама из дуба, березы или сосны… На дне и поверх бревенчатого наката встречается слой камыша или дубовой коры (Археология Украинской ССР, 1985, 466).

Конечно, вряд ли микенские греки вернулись назад на Украину. Скорее всего, сходство микенских шахтных и срубных погребальных сооружений объясняется их общим прототипом. Очевидно, предки греков на своей древней прародине уже делали схожие погребальные сооружения, а позднее этот обычай был принесен греками на Пелопоннес. Определенное время на территории греческой прародины или где-то неподалеку еще оставлялось греческое население, которое позднее было вытеснено германскими племенами и вынуждено было двигаться в восточном направлении. Найдя удобные места для поселения в бассейне Северского Донца, греки остановились здесь и позднее распространили свой обряд захоронения среди местных иранцев культуры многоваликовой керамики. Если это предположение справедливо, подобные, но более древние захоронения такого типа должны быть где-то в районе бассейна нижней Припяти или, скорее всего, несколько южнее, поскольку носители срубной культуры были земледельцами и поэтому должны были предварительно, по крайней мере, заселять не лесную зону. Такое предположение не кажется невероятным, поскольку Геродот в своей Истории упоминает земледельческое племя каллипидов, по его словам, полуэллинов и полускифов, которое заселяло территорию вдоль Гипаниса (Южного Буга) западнее Борисфена (Днепра). Очевидно, давать Геродоту основание считать каллипидов полуэлинами мог их язык, развившийся из общего для всех греков праязыка, но уже в определенной мере отличавшийся от классического греческого после нескольких столетий собственного развития в изоляции от основной массы эллинов. Именно каллипиды могли быть предками тех древними греками, которые остались вблизи своей прародины. Таким образом, мы можем допускать, что не все греки переселились на Пелопоннес со своего древнего ареала между Днепром и Припятью – часть из них задержалась где-то в бассейне Роси. Здесь и может быть объяснение тому факту, что албанский язык из всех индоевропейских языков имеет наибольшее количество общих слов с греческим (167) – греки и фракийцы (предки современных албанцев по языку) какое-то время жили по соседству, заселяя разные берега Роси. К сожалению, никаких надежных оснований для связывания греческой области поселений в районе Роси с какой-то археологической культурой нет, как нет их и для локализации областей фригийцев и древних армян. Можно только допускать, что эти три этноса занимали территорию между Днепром и Южным Бугом, а позже фригийцы и армяне переселились на Балканы и далее на юг, а греки ушли в район Северского Донца.

Присутствие греческих переселенцев в районе верховьев Северского Донца может быть подтверждено также существованием где-то в этом районе греческого города Гелон, описанного Геродотом, который указывал, что он расположен в стране будинов, которых обычно отождествляют с мордвой. Жителей этого города Геродот также называл гелонами: "А гелоны – это первоначально эллины, которые выселились от эмпореев и поселились с будинами. Они пользуются то скифским, то эллинским языками" (Геродот, 1993, 205). Правда, М.И. Артамонов, связывая Гелон с Бельским городищем, замечал, что поводом для отождествления Геродотом жителей Гелона с греками было лишь созвучие «гелоны – эллины» (Артамонов М.И. 1974, 93) и считал гелонов одним из скифских племен. Однако здесь бросается также в глаза сходство иранского этнонима "гиляны" с названием города Гелон и его жителей. Мы видели, что ареал формирования гилянского языка лежит между верховьями Северского Донца и Осколом, приблизительно в том самом районе, где есть многочисленные находки памятников срубной культуры. Очевидно, должны быть какие-то сепаратные греческо-гилянские лексические параллели, одна из которых, например, такая: гр. κορη "девушка" – гил. kor "то же" На нашей карте ареал мордвы лежит несколько севернее, чем ареал гилянцев, но на времена Геродота мордва расширила территорию своих поселений, чему есть свидетельства в топонимике Украины, о чем речь пойдет позже. Как мы видим, имеются некоторые факты, которые могут подтвердить гипотезу о том, что срубная культура была основана среди ираноязычного населения каким-то греческим племенам.

Выше было указано, что в тюркских языках имеется общее слово для обозначения саней čana. Тюрки первыми одомашнили коня и использовали его как способ передвижения верхом и как тягловую силу для примитивных повозок с дисковыми колесами и решетчатым кузовом. Для перевозки тяжелых и громоздких вещей зимой они использовали сани. Иранцы усовершенствовали колесную повозку, поставив колеса на неподвижную ось, что дало возможность колесам вращаться независимо друг от друга с разной скоростью. Повозки стали более маневренными, что было технической революцией для того времени. Благодаря этому изобретению стало возможным, с одной стороны, преодоление далеких расстояний большим группам населения по бездорожью, а с другой, создание новой эффективной тактики колесничного боя, благодаря которой иранцы получили большое преимущество над многими азиатскими народами. Мы определили область поселения иранцев на территории распространения срубной культуры, но есть основания считать, что часть населения андроновской культуры в Западном Казахстане и Западной Сибири тоже была ираноязычной, хотя изначально творцами андроновской культуры должны были быть тюрки. Значительное количество иранских языков не могло сформироваться только на территории между Днепром и Доном (и даже Волгой). Некоторая часть из них формировалась (или отдельно развивалась на основе европейских диалектов) в Азии. По данным археологии срубную и андроновскую культуры объединяют такие общие черты:

• распространение колесниц,

• культ колеса и колесницы,

• культ огня,

• культ предков,

• ручное гончарство, обработка дерева, камня и кости, прядение, ткачество, бортничество, металлообработка,

• тип жилья – большая полуземлянка (Кузьмина Е.Е., 1986, 188).

Согласно Харматте, распространение "индо-иранских" народов из степей Восточной Европы в Азию вплоть до Индостана и Китая происходило двумя волнами. Первая волна имела место с началом II тыс. до н.э., а вторая – с началом I тыс. до н.э. (Harmatta J., 1981, 75). Надо отметить, что проблема миграции древних индийцев и иранцев запутывает общепринятое представление об индо-иранской (арийской) языковой общности. Некоторые ученые считают, что разделение ее произошло после того как одна группа ариев в начале II тыс. до н.э. из Средней Азии через Гиндукуш перешла в Индию, в то время как определенная их часть осталась на старых поселениях и отсюда в I тыс. до н.е. начала свою экспансию во всех четырех направлениях – в Афганистан и Иран, на Урал, Алтай и Причерноморские степи (Соколов С.Н., 1979-2, 235).

Тесная близость индийских и иранских языков не может вызывать сомнений, однако эта обособленность индо-иранских языков от остальных индоевропейских не выглядела бы настолько выразительной, если бы нам были в достаточной мере известны фригийский и фракийский языки, которые должны быть близкими к древне-индийскому и древне-иранскому. Итак, следует уточнить, что первую волну, о которой говорит Гарматта, составляли индоарийцы и несколько позже тохарцы, а иранцы уже вторую. Пути этих волн можно уточнить с помощью как лингвистических, так и археологических данных. Вот свидетельство языковеда относительно первой и второй волны:

Если мы пойдем на юго-восток, то можем найти очень интересные лингвистические данные о распространении и миграциях протоиранцев и, возможно, протоиндийцев в степи, которые протянулись севернее Кавказа, так же как и о их контактах с северо-западной и юго-восточной группами кавказских племен. Древнейшие следы этих контактов могут быть представлены удинским eќ ‘конь’, которое могло быть заимствованым только из индо-иранского eќwa перед первой палатализацией… Если двигаться в направлении к Сибири, прослеживая распространение протоиндийцев и протоиранцев на северо-восток, мы можем убедиться, что никаких явных лингвистических следов их прямых контактов с самодийскими языками найти нельзя. Причинной этого явления может быть то, что носители этих языков были отделены от индо-иранцев полосой палеоазиатских племен, которые говорили на языках кетском, котском, аринском, асанском. К сожалению, большинство этих языков, кроме кетского, бесследно исчезли (Harmatta J., 1981, 79-80).

Как видим, свидетельства довольно скупые. Археологические данные более детальны и, в частности, могут быть идентифицированы с конкретной волной. Согласно Кузьминой миграция на юг из Поволжья и Приуралья проходила на позднем этапе развития срубной культуры. Основной поток срубников-протиранцев шел от Левобережья Урала вдоль северного и восточного берега Каспийского моря, где тянется на юг цепочка стоянок возле колодцев, и далее вдоль южного края песков Каракум и вдоль реки Мургаб. Вторая волна из западноандроновских областей шла вдоль Ембы на Мангышлак, где андроновская волна сливалась со срубной. И, наконец, третья волна из Приуралья и Западного Казахстана двигалась в северное Приаралье и далее в Кызылкумы и до Хорезма (Кузьмина Е.Е., 1986, 203-204).

Во время расселения иранцев в степях Украины, нижнего Поволжья и Западного Казахстана германцы оккупировали, как мы знаем, территорию от Вислы до Днепра по обе стороні Припяти. Эта область почти точно совпадает с территорией распространения тшинецкой культуры и ее разновидности восточнотшинецкой, время существования которых датируется XVI – XI ст. до н.э. (Исаенко В. Ф., 1976, 11; Археология Украинской ССР, 1985, 445). Украинские археологи считают, что тшинецкая культура, как и комаровская, которая была распространена в верхнем Поднестровье и существовала в XV – XII вв. до н.э., сложилась на основе более древних культур шнуровой керамики и они вместе составляют единую культурную и этническую область. Таким образом, влияние "шнуровиков"-тюрков на культуру местного населения было существенным, хотя они сами большей частью растворились среди местного индоевропейского населения и усвоили его язык. Однако об этническом единстве носителей тшинецкой и комаровской культур говорить нет оснований. Как будет показано далее, в том числе и на данных топонимики, носителями комаровской культуры должны были быть древние булгары (См. Рис. 40). Показанное на карте соседство германцев с финскими племенами марьяновской культуры подтверждается загадочными следами финно-германских языковых связей, отраженных в биологической номенклатуре, в частности, в названиях деревьев и рыб, которые объясняются следующим образом:

… некоторые группы носителей протофинского и дезинтегрированного протогерманского, точнее протовосточногерманского и протосеверогерманского языков, могли жить в последние столетия до РХ. полукочевым образом в тесном соседстве на целостной территории между реками Днепром и Волгой на юго-востоке до Выслы и Балтийского моря на северо-западе (Rot Sandor, 1990, т. 2, 25).

Однако есть мнение, что такие контакты уходят в более древние времена (Koivulehto J, 1990, том. 2, 9), что выглядит в свете полученных данных более правдоподобным.

Рис. 40. Археологиечские культуры в бассейне Днепра и Дона в XV – XII вв. до Р.Х.

Восточнотшинецкая культура распространилась на левый берег Днепра в иранскую область севернее нижней Десны и в бассейне Сожа, т. е в ареалы праосетин и согдианцев, где она преобразовалась в свой, так называемый, сосницкий вариант. То же самое явление происходило в юго-восточной части территории распространения восточнотшнецкой культуры, где она продвигается до Роси и далее тянется узкой полосой вдоль Днепра.

Двумя причинами распространения восточнотшинецкой культуры за пределами германских ареалов могут быть такие – либо соседние племена восприняли культуру германцев, либо они были вытеснены пришельцами со своих исконных территорий. Эту неопределенность в пользу второй причины помогает нам разрешить лингвистический анализ предысторической топонимики неславянского происхождения на территории Украины.

Сайт управляется системой uCoz