К ностратической макросемье языков обычно относят алтайские, уральские, дравидийские, индоевропейские, картвельские, семито-хамитские (называемые также афразийскими), но в нее могут входить также и другие языковые семьи. Единодушия среди ученых относительно реальности существования такой макросемьи языков нет, но доводы противников ее существования слишком категоричны без достаточных на то оснований. Позиция "этого не может быть", вообще, очень уязвима, потому что требуется доказать ложность или случайность всех аргументов "за", в то время как для утверждения истинности какого-либо суждения достаточным является лишь один неопровержимый аргумент. Многие лингвисты просто не понимают, что целый ряд свидетельств, объективно имеющих небольшую вероятность, собранные воедино, многократно повышают вероятность события, которое они подтверждают. Для примера возьмем одно из возражений Б.А. Серебренникова против родства ностратических языков, категорически утверждавшего, что оно "убедительно не доказано". Говоря об ошибочных этимологиях В.М. Иллича-Свитыча, он считает некоторые из них основанными на сравнении звукоподражательных слов. Для примера он берет среди других ностратическое слово * bura "сверлить", которому соответствуют фин. pura "сверло, долото", лат. forare "сверлить", др.-верх.-нем. borōn "сверлить", аккад. bura "колодец" ( Серебренников Б.А. 1982, 59). Подражание звуку сверла, конечно, проглядывается, но оно могло быть выражено не только на основе звуков bur/bor/pur/for. Звук сверла может быть выражен целым набором других звуков – der, gor, mar, lur, однако не они были выбраны для подражания, а именно указанные выше звуки, подобные по важным признакам, и это может говорить с определенной долей вероятности о именно ностратическом происхождении слов со значением "сверлить".

            Бинарные связи языков, относимых к ностратическим, все еще остаются неисследованными в достаточной степени. Однако даже поверхностное сравнение лексики отдельных пар ностратических языков, относящихся к разным языковым семьям, дают основание относиться к вопросу о существовании ностратических языков достаточно серьезно. Если говорить, к примеру, о тюркско-индоевропейских лексических соответствиях, то во многих случаях они выглядят очень убедительными.

            Однако, чтобы не углубляться ученые споры, проанализируем графоаналитическим методом уже собранные, обработанные, хотя и не до конца, систематизированные результаты исследований В. М. Иллича-Свитыча (Иллич-Свитыч В. М., 1971). Сам факт построения схемы родства языков ностратических языков будет свидетельствовать об этом. В. М. Иллич-Свитыч исследовал лексические, словообразовательные и морфологические сходства шести больших языковых семей Старого Света: алтайской, уральской, дравидийской, индоевропейской, картвельской и семито-хамитской. Часть данных, полученных в результате исследований Иллича-Свитыча, была представлена в таблицах (морфологические признаки и лексика в количестве 147 позиций), а еще 286 лексических параллелей можно было найти в тексте его книги, к которым при проверке всего материала с данными Андреева было дополнительно добавлено 27 слов из уральских и 8 из алтайских языков (Андреев Н. Д., 1986). Тут необходимо заметить, в составе всего материала алтайских языков настолько преобладают примеры из языков тюркских, что фактически именно о них и должна была бы идти речь, однако мы пока оставляем термин «алтайские языки» в понимании Иллича Свитыча.

            После обработки всех материалов Иллича-Свитыча и Андреева оказалось, что из 433 всего количества признаков 34 являются общими (к ним мы еще вернемся), а остальное соответствовали 255 единицам из уральских, также 255 единицам – из алтайских, 253 единицам из индоевропейских, 240 – из семито-хамитских, 189 – из дравидийских и 139 из картвельских. Затем было подсчитано количество общих признаков в парах языков, но при этом не учитывалось разная весомость морфологических признаков и лексических единиц, хотя это совсем разные категории. Однако количественная оценка этой весомости все равно была бы субъективной, поэтому будем надеяться, что морфологические признаки распределились среди языков более или менее равномерно. Подсчеты дали результаты, представленные в таблице 1:

Таблица 1. Количество общих признаков между семьями языков

           Проанализировав полученные данные, нельзя сразу найти в них какую-либо закономерность, однако можно заметить, что больше всего общих слов имеют между собой алтайские, уральские, семито-хамитские и индоевропейские. С этих языков и следует начинать построение схемы. Сначала нужно выбрать коэффициент пропорциональности, а далее пересчитать количества общих признаков в расстояния между ареалами языков. Выбор значения коэффициента определяется размерами листа, на котором строится схема. В соответствии с нашими данными подходит значение K=1000. Тогда расстояния между ареалами отдельных языков будут иметь значения, представленные в таблице 2:

Таблица 2. Расстояния между центрами языковых семей на схеме, см.

            Построение схемы родства идет несколькими итерациями. Сначала по двум координатам для каждого языка находится одна точка, которая определяет приблизительное положение ее ареала, а в следующих итерациях идет уточнение расположения всех ареалов языков. В принципе можно начать с любого языка, но сразу неизвестно, в какую сторону пойдет построение, и схема может выйти за пределы листа. Тому удобнее всего начать построение с пары языков, которые имеют наибольшее количество общих признаков. В нашем случае это алтайские и уральские языки. Следовательно, сначала произвольно расположим где-то в центре листа отрезок AB длиной 6 см, который соответствует количеству общих признаков в этой паре (см. Рис. 5). Концы этого отрезка определяют место точек для алтайских и уральских языков. Далее на базе этого отрезка строятся точки для индоевропейских и семито-хамитских языков. Начнем с семито-хамитских, поскольку эти языка имеют больше общих признаков с картвельским и дравидийскими, чем с индоевропейским. В соответствии с количеством общих признаков точка семито-хамитских языков должна находиться на расстоянии 6,7 см от точки алтайских и на расстоянии 7,4 см от точки языков. Циркулем с соответствующим раствором делаем две засечки и на их пересечении находим точку семито-хамитских языков. Таких точек может быть две – слева и справа от базы. Выбор одной из этих двух возможных точек определяет окончательный вид схемы, которая может иметь два варианте, зеркальные по отношению друг к другу.

            Выберем точку, которая лежит ближе к центру. Теперь у нас три точки – A, B, C, и мы переходим к построению точки D (индоевропейские языки). Ее положение определим тоже на базе отрезка AB. Она должна быть на расстоянии 6,5 см от точки A и на расстоянии 6,6 см от точки B. Циркулем делаем две соответствующие засечки в сторону, противоположную от точки C и получаем точку D. (Располагать ее возле точки C нельзя, поскольку в этом случае семито-хамитские и индоевропейские языки должны были бы иметь значительно больше общих признаков, чем они имеют на самом деле). Точку E для дравидийских языков строим на базе BC, поскольку именно семито-хамитские и уральские языки имеют более всего общих признаков с дравидийскими. Итак, эта точка располагается на расстоянии 7,5 см от точки уральских языков и на расстоянии 9,1 см от точки семито-хамитских языков в направлении от центра схемы, иначе она ляжет возле точки алтайских языков, почему противоречит количество общих признаков между ними. Аналогично строится точка F для картвельских языков, только в этом случае на базе AC. После этого первая итерация закончена – получена скелетная схема родства ностратических языков. Их ареалы должны быть где-то в районе полученных точек A, B, C, D, E, F.

Первая итерация построения схемы родства ностратических языков

            Вторая итерация дает возможность уточнить и проверить правильность расположения ареалов. При этом точки отдельных языков строят по другим координатам. Например, точка D строилась по двум координатам, которыми были отрезки AD и BD. Теперь мы можем использовать в качестве координат, скажем, те же самые отрезки в других сочетаниях – с отрезками, которые отвечают расстоянию ареала индоевропейских языков от ареала дравидийских, семито-хамитских и картвельских. Потом можно взять еще и другие возможные сочетания. В целом мы должны были бы получить 10 точек, которые бы нам очертили ареал индоевропейского языка. При этом каждый раз при выборе одного из двух возможных вариантов мы должны выбирать тот, при котором новая точка ложится ближе к уже построенным.

            К сожалению, в случае с ностратическими языками не каждая пара координат дает нам возможность построить соответствующую точку. Иногда координаты слишком коротки и не пересекаются между собой. Это объясняется, очевидно, тем, что найти общие признаки между двумя языками, существовавшими тысячи лет тому назад, чрезвычайно сложно, и таблицы Иллича-Свитыча недостаточно полны. Однако вторую итерацию можно провести проще. На рисунке 5 уже хорошо видно, что центры ареалов индоевропейского и семито-хамитских языков должны были бы быть ближе один к другому, центр ареала картвельских языков – ближе к алтайским, а центр ареала дравидийских – ближе к семито-хамитским и уральским. Передвинув соответственно точки C, D, E, F,, а потом соединивши между собой полученные таким образом новые центры ареалов прямыми линиями, мы получим граф, показанный на рисунке 6.

Вторая итерация построения схемы
родства ностратических языков

            После этого на каждую из линий наложим соответствующие отрезки, размеры которых подсчитаны на основании количества общих признаков в парах языков (см выше), симметрично относительно середины расстояния между вершинами графа. Теперь концы отрезков будут расположены более компактно. Можно провести еще третью итерацию, если видно, что условные центры ареалов нужно передвинуть снова. Окончательно схема семейных отношений ностратических языков принимает вид, показаний на рисунке 7. Полученная схема обладает определенными фрактальными свойствами, частности, напоминает треугольник Серпиньского. Полученная таким образом схема является одним из двух зеркальных вариантов, из которых выбрано именно этот по той причине, что именно для него удалось найти место на географической карте. Здесь нужно только обратить внимание, что при поисках соответствующего места на географической карте для получаемых схем родства нужно каждый раз подбирать новый коэффициент пропорциональности в соответствии с масштабом карты, то есть строить геометрически подобную схему другого размера в соответствии с размерами ареалов на карте.

Окончательная схема родственных отношений ностратических языков

           Еще раз обратим внимание на то, что деформации схемы при этом не производится. Поскольку хронологически исследования велись не в том порядка, в котором идет настоящее изложение, то на момент получения схемы уже были известные места позднейших поселений индоевропейцев, финно-угров и тюрок. Имея эти данные, а также принимая во внимание современные места поселений семито-хамитов (Африка, Передняя Азия), дравидских народов (юг Индостанского субконтинента) и носителей картвельских языков (территория Грузии) и то, что полученная схема довольно компактна, районом поисков могла быть только Передняя Азия и Закавказье, которые находятся в центре позднейших поселений носителей ностратических языков. При таких условиях по-новому зазвучали голоса тех, кто локализировал прародину индоевропейцев именно в этих местах.

           Гипотезу о первой прародине индоевропейцев на территории Армянского нагорья, по словам В.А.Сафронова, выдвинул Миллер еще в 1873 г. (Сафронов В.А., 1989, 23). По мнению Т.В.Гамкрелидзе и В.В.Иванова индоевропейская общность находилась "в пределах Ближнего Востока, вероятнее всего в областях северной периферии Передней Азии, то есть к югу от Закавказья до Верхней Месопотамии" (Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В., 1984, 890). Климов считает картвельско-индоевропейские контакты около IV тис. до н.э. реальными и допускает присутствие каких-то групп индоевропейцев в границах Восточной Анатолии, Южного Закавказья, а, возможно, и Северной Месопотамии (Климов Г.А., 1986, 158). Правда, сам Иллич-Свитыч на расселение носителей ностратических языков смотрел совсем иначе. На найденной в его архивах карте территорию их поселений он очертил так: пракартвелы заселяли современные места поселений своих теперешних потомков, индоевропейцы – Балканы, семито-хамиты – территорию современного Египта, дравиды – западную часть Индостанского субконтинента, уральцы – бассейн Волги, алтайцы – Алтай и Саяны (Гиндин Л.А., 1990-1). К последнему предположению можно заметить, что при имевшихся в те времена средствах сообщения языковые контакты между населением Алтая и Кавказа выглядят весьма и весьма сомнительными.

            При детальном анализе географической карты Передней Азии и Закавказья с учетом обязательного наличия географических границ ничего подходящего, кроме территории в районе трех озер Ван, Севан и Урмия (Резайе) не было найдено. О том, что географические границы здесь выражены очень хорошо, говорит наличие именно на этой территории государственных границ шести (очень показательно!) современных государств. Три озера образуют правильный треугольник, на который очень хорошо накладывается центральная часть нашей схемы. Но поскольку треугольники равносторонние, здесь и возникла проблема выбора. Ясно было, что предки дравидов должны были бы занимать ареал где-то на юге или на востоке общей территории. Дополнительными основаниями для выбора были, во-первых, обстоятельство, что современные картвелы, очевидно, остались неподалеку от своих старых мест поселений, а во-вторых, учет возможности движения индоевропейцев, уральцев и алтайцев на север без препятствий по очереди одни за другими. Если бы мы выбрали зеркальный вариант схемы родства, то картвелы должны были заселять территорию севера современного Азербайджана в отрогах Большого Кавказского хребта, что делало совершенно невозможными их контакты с носителями остальных ностратических языков, ибо их бы разделяли огромные пространства болот в нижнем течении рек Аракса и Куры, которые в значительной степени сохранились и до сих пор. Правда, эти болота затрудняли бы и переход индоевропейцев, уральцев и алтайцев на новые места поселений, но это была одноразовая акция, которую можно было осуществить водным путем по течению Аракса, а далее через Дербентский проход в Европу. Кроме того, двигаться вдоль западного побережья Черного моря через болотистую Колхиду они не могли, ибо удобного водного пути там нет.

            Таким образом, при принятой схеме предки современных картвелов заселяли ареал на территории современной Грузии, т.е. здесь этнический состав населения в течение тысячелетий должен был оставаться практически неизменным. Места поселений алтайцев были вокруг озера Севан на южных склонах Малого Кавказа и, очевидно, на противоположном берегу Куры до хребта Аридаг и до горы Арарат, восточнее их за Зангезурским хребтом жили индоевропейцы, возможно, на территории современного Карабаха и на правом берегу Аракса до болотистой местности на востоке и на севере. Уральцы заселяли ареал вокруг озера Резайе, а на запад от них за Курдистанским хребтом вокруг озера Ван жили семито-хамиты. Южнее от тех и других на склонах гор Хакяри и Курдистанского хребта в бассейне рек Тигр, Большой и Малый Заб должны были сидеть предки дравидов. Судя по такому размещению схемы и самой ее конфигурации (картвельский ареал лежит несколько в стороне от остальных), какой-то ностратический язык, кроме шести рассмотренных, должен был сформироваться на этой территории, а именно в верховьях Аракса и Куры (западнее ареала алтайцев). Дальнейшая судьба гипотетических носителей этого языка остается неизвестной, но в соответствии с расположением этого ареалы, могли позднее заселить Малую Азию. (См. Карту- Рис. 8)

Космический снимок NASA колыбели человечества с обозначенными ареалами формирования ностратических языков.

           Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов считают, что и.е. *reudh “красный (металл)” может быть заимствованным из шумерского, в котором есть слово urudu “медь”, а шум. guškiu “золото” связывают с индоевропейскими названиями этого металла (ближайшая форма арм. oski) и на основании этих двух фактов считают возможным говорить о контактах между этими языками и о близости ареалов их распространения. В связи с этим можно добавить, что шумерское guškiu очень похоже на финно-угорские названия разных металлов: саам. вешшьк “медь”, эст. vask “медь”, фин. vaski “железо”, морд. уське “железо” и др. Принадлежность шумерского языка к какой-либо определенной языковой семье до сих пор не определена. Если попытаться поискать шумерско-уральские параллели, то одна из них сразу может броситься в глаза москвичам – довольно распространенный апеллятив sumer/somer на прежний и современной финно-угорской языковой территории (р. Сумерь в Моск. обл. и дале г. Шумерля в Чувашии, г. Сумеричи севернее Онежского оз., г. Сомеро западнее Хельсинки, о. Сомери в восточной части Балтийского моря), причем в указателе географического атласа (Атлас офицера, 1984), который содержит 90 тыс. названий, это единственные названия этого корня, если не считать англ. Somerset. Есть еще другие шумерско-уральские параллели: то же самое шум. urudu – ком. görd, удм. gord, хант. wêrte, венг. vörös (из vöröz ← vöröt), все – “красный”; шум. gir “печь” – хант. kör, манс. kur, коми gor, удм. kur, эст. keris “то же”; шум. kаš “моча” – общ. ф.-у. *kusi “то же” (фин., эст. kusi, вепс. kuzi, удм. kyz’); шум. kišib “муравей” – фин. kusianen, эст. kusikas, удм. kuz’yli “то же”; шум. kur “гора” – саам. курро “то же”, мар. курык “то же”, ком. кыр “обрыв”, манс. карыс “высокий”; шум. gal’ “земля, место”, венг. hely – “место”, вепс. kal’l’ “скала”, ком. гала “предел”; шум. můd “кровь” – фин. mäta, эст. mаda “гной”; шум. sub “сосать”, “кормить грудью” – венг. szopik, удм. s’ups’kany, мар. šupalaš “сосать”. Сами по себе эти параллели ничего не доказывают, поскольку шумерским словам можно найти схожие соответствия (хотя и в меньшем количестве) в индоевропейских и тюркских языках, например : шум. igi “смотреть” – и.е. *oku “глаз”, шум. gele “горло” – и.е. *gel “глотать”, шум. geme “женщина” – и.е. guene “то же”; шум. giš “мужчина” – общ. тюрк. kiši “человек”; шум. tag “касаться” – тюрк. doќ/toќ “то же”.

            Однако в нашем случае можно добавить также другие странные на первый взгляд совпадения. В первую очередь, это параллели в религиозной сфере. Например, манс. Корс-торум, Кворыс-торум, хант. Нум Курыс – родоначальник богов и творец мира (после потопа роль верховного божества перешла к его сыну Нуми Торуму) напоминают имя шумерского бога-воителя Нингирсу (Нин-гирсу). Коми бог-демиург Ен при енеж “небо”, удм. инмар “бог”, ин(м) “небо”, мари йымы “бог” точно отвечают шум. Ан – “бог неба” (Афанасьева В.К. 1991. Том 1, 75). Принимая во внимание все эти факты и то, что шумерский язык не семито-хамитский, можно допускать, что этот язык принадлежит к уральской или к дравидийской семье. Возможность принадлежности шумерского (как и эламского) языка к дравидийской семье объясняется тем, что протодравиды заселяли ареал ближайший к Месопотамии (к сожалению, дравидийско-шумерские связи в данных исследованиях специально не отыскивались). Переднеазиатские элементы в языке и ономастике васюганских хантов нашел А. М. Малолетко. В одной с своих работ он приводит два десятки примеров хантыйских слов, которым есть параллели в языках Передней Азии а Кавказа. Среди гидронимов, распространенных в районе Васюгана есть неэтимологизированный на местном основе элемент lat, которому есть соответствия в районе озера Ван и в верховьях Тигра (Малолетко А. М., 1990, 81-82). Это дополнительно подтверждает расположение прародины уральцев в Закавказье, хотя сам ученый трактует результаты своих исследований иначе.

Ностратические языки. Продолежение