Вывод о пребывании тюркских народов в Восточной Европе в эпоху бронзы противоречит многим устоявшимся в науке взглядам. Традиционно тюркские языки включаются в состав алтайской семьи на основании типологического родства (сродства) с монгольскими языками. Более того, по свидетельству М. Эрдаля, Поппэ, Прицак и некоторые другие считали, «что булгарско-чувашская ветвь является неким образом промежуточной между тюркскими и монгольскими языками» (Эрдаль Марсель, 2005, 126). Подобные взгляды разделяли далеко не все алтаисты, однако считается, что все тюрки, в том числе и булгары, прибыли в Европу из Азии. Например:
Далекие следы пребывания чувашей сначала в соседстве с монгольскими племенами, а потом в верховьях Иртыша и Енисея – в соседстве с алтайскими тюрками и среднеазиатским иранскими племенами хорошо находятся в языке чувашей. В чувашском языке имеется много монгольских слов, и почти все они древнего происхождения (В. Г. Егоров, 1971, 7).
Однако такие взгляды разделяют не все. Например, Менгес считал, что в чувашском языке очень мало алтайских слов (Менгес К. Г., 1979, 51). Да и В.Г. Егоров замечает, что монгольские слова имеются «в незначительном количестве» (Егоров В.Г., 1971, 105). Это лишний раз подтверждает, насколько неопределенны и субъективны оценки словами "много", "мало" без количественной оценки. Тем не менее, на первый взгляд может показаться, что достаточно даже небольшого количества монгольских слов в чувашском, чтобы свидетельствовать об имевших место контактах между предками современных чувашей и монголов:
Чувашский язык обладает и рядом монгольских слов, не встречающихся в других тюркских языках. Это прежде всего местоимения… Остальные монгольско-чувашские соответствия немногочисленны, но достаточны для того, чтобы доказать сосуществование прачувашей и монгольских народов в далеком прошлом – задолго до монгольских завоеваний (Ахметьянов Р.Г., 1978, 119).
Если же не считать местоимений, Ахметьянов в своей работе приводит шесть-семь чувашских слов, которым найдены аналоги только в монгольском языке, но это не значит, что в других тюркских языках их нет или никогда не было, или не было в древнетюркском языке. Аналогичное явление можно наблюдать также в татарском и даже в венгерском языке, где имеются сепаратные венгерско-монгольские лексические соответсвия. По этому поводу известный венгерский лингвист Золтан Гомбоц писал: «То, что в некоторых случаях соответствия к венгерским словам можно выявить только из монгольского.., не имеет особого значения, так как древнетюркский словарный фонд известен нам далеко не в полном виде» (Гомбоц Золтан, 1985-1, 29). С другой стороны, некоторые чувашско-монгольские соответствия абсолютно не могут считаться древними, если исходить из значения слов («олово», «платок»). Заимствования из среднемонгольского языка в значительной степени запутывают картину, будучи принимаемыми за заимствования более древние. Однако о генетическом родстве могут говорить только наиболее древние слова, бывшие в повседневном обращении еще на начальном уровне развития языков. Большинство из них являются наиболее употребительные и теперь, но примеров именно таких общих слов между чувашским и монгольским языками не приводится.
Венгерский лингвист Андраш Рона-Таш, рассматривая в свете алтайской теории монгольские соответствия в чувашском, на примере трех десятков чувашских заимствований из среднемонгольского, приходит к выводу, что источником заимствования и других слов аналогичного фонетического склада также может быть среднемонгольский. По его мнению, наличие слова даже в трех группах алтайских языков не может быть доказательством его общеалтайского происхождения. Он считает, что факты языковой общности могут быть объяснены историческими контактами, ареальной конвергенцией, типологические параллелизмы, конвергенцией независимых по происхождению единиц, случайными совпаденими, генетическим родством. (Рона-Таш Андраш. 1987-2, 6),
В фонологии чувашского и монгольского языков также имеются соответствия в пользу если не генетического родства, то давнего соседства булгар и монголов. Общим для чувашского и монгольского, например, есть потеря конечного k основы, но это вторичное развитие (Эрдаль Марсель. 2005, 127). В чувашском языке на месте древнетюркских – k, -g развился древнечувашский спирант γ, который выпадал в конце слова в более поздние времена, о чем свидетельствуют венгерские заимствования из чувашского: венг. borz "барсук" из чув. *borsuγ, венг. kút "колодец" из чув. kutuγ. Это явление не является особенностью венгерского языка, ибо в более древних тюркских заимствованиях конечное k остается: árok "канава, ров", hurok "петля", köldök "пупок" (Палло Марґіт К. 1985, 80). В соответствии с нашими исследованиями предки чувашей и венгров могли вступить в контакт не ранее первого тыс. д н.э.
Другими монгольско-чувашскими соответствиями могут быть такие:
- согласному r в чувашском и в монгольских языках соответствует в остальных тюркских языках в подавляющем большинстве случаев s/z.;
- согласному l в чувашском и монгольских языках соответствует š в большинстве остальных тюркских языках.
Среди тюркологов существует разделение всех тюркских языков на две группы – группа «r/l-языков» и группа «z-языков». В группу r/l-языков из современных входит один чувашский, но предполагается, что были также и другие r/l-языки.
Природа фонетического соответствия r/l ↔ š/s/z является одним из самых загадочных феноменов алтайских языков (тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских) и остается недостаточно изученной:
Наши знания о l/r-тюркском языке являются настолько фрагментарными и отрывочными, что лучше не пытаться проследить его историю в деталях, заметив только, что разница между l/r-тюркским и стандартными языками была первоначально в произношении определенных звуков и, возможно, не распространялась в сферу структуры слова, грамматики и лексики (Clauson Gerard, 2002, 44-45).
Подробнее эта тема рассматривается в статье о гипотетическом ностратическом звуке RZ (см. Гипотетический ностратический звук RZ). Здесь же только дается объяснение феномена r/l природы чувашского языка.
Кроме все прочего, против генетического родства тюркских и остальных алтайских языков говорит полное отсутствие подобия между тюркскими и монгольскими именами числительными, которые должны составлять один из древнейших пластов лексики.
Предки булгар утратили языковой контакт со своими сородичами после перехода на правый берег Днепра. Остальные же тюрки пребывали между собой в тесном соседстве еще долгое время, в течение которого их языки приобрели много общих фонетических, лексических и морфологических особенностей, несвойственных чувашскому. После расселения тюрок на огромной территории от Северного Кавказа до Алтая большая их часть вступила в контакт народами алтайской семьи языков и оказала на них большое влияние. Вместе с лексическими заимствованиями могли были быть переданными также и некоторые фонетические особенности, в частности и архаичный звук rz. Постепенно некоторые архаические черты были утрачены основной массой тюркских языков, но сохранились на периферии тюркского мира. Этим и можно объяснить те общие черты, которыми обладают чувашский и монгольский языки и которые вводят в заблуждение ученых. Чувашский язык законсервировал в себе архаичные тюркские языковые явления именно потому, что долгое время развивался без прямых контактов с остальными тюркскими, а какие-то из этих языковых явлений могли быть переданы тюрками в монгольские языки, когда они впервые вступили в контакт с монголами. Монгольский язык тоже мог сохранить эти архаичные языковые явления, чему могут быть самые разные причины. И если бы чувашский язык имел много соответствий с монгольским, то с якутским, бесспорно родственным генетически, он тем более должен был бы иметь много сходства, но о каких-то особых фактах такого сходства нигде не упоминается.
Иногда считается, что кроме булгарского r-языками были огурский и язык авар (Рона-Таш Андраш, 2005, 115). Этнонимы огузы, огуры и авары, без сомнения восходят к одному общему иранскому источнику awara «бродяга, кочевник» (афг. avāra и др.) и поэтому не могли быть самоназванием. Соответственно разными наименованиями огузы, огуры и авары мог называться на разных языках один и тот же народ. С огузами мы связываем современных гагаузов, народ z-языка. Возникает противоречие, которое опять же разрешается с помощью существования звука rz, который в языке гагаузов, потомков озузов-огуров-авар перешел в z сравнительно недавно, в историческую эпоху (возможно под влиянием кипчакского языка). В таком случае ставить в один ряд огурский и булгарский языки нет оснований.
Во время массового перехода булгар на правый берег Днепра индоевропейцы все еще оставались на местах своих старых поселений и культурный обмен между пришельцами и местным населением способствовал развитию языковых связей. Об языковых контактах булгар с индоевропейцами говорят лексические соответствия между чувашским языком, с одной стороны, и латинским и германскими, с другой. При этом италийско-булгарские языковые связи являются хронологически более ранними, так как из индоевропейцев именно с древними италиками булгары должны были встретиться на правом берегу Днепра прежде всего.
Мы уже не раз отмечали, что тюрки стояли на более высоком уровне культурного развития, чем индоевропейцы, о чем в языках последних свидетельствуют названия металлов и другие слова хозяйственного значения тюркского происхождения в индоевропейских языках. Ср.:
гр. αγροσ, лат. ager, нем. Acker “поле” – тюрк. ek- (чув. ак, акăр) “сеять”;
гр. αλφι “ячмінь”, αλφη“ячменная крупа” – сп. тюрк. arpa “ячмень”;
гр. ηθμοσ “сито, решето” – чув. атма “сеть для ловли рыбы, птиц”;
гр. κορβανοσ "храмовая сокровищница" – чув. кăрман "кузов";
гр. λισγαριον (λισγοσ) “мотыга” – крым.-тат. ülüskär, каз. lesker “мотыга”;
гр. μηκον “мак” – чув. мăкăнь “мак”;
гр. παστη “тесто” – карач., балк. баста “каша”;
гр. χορτοσ “кошара, обора”, лат. hortus “сад”, герм. gardon “сад” – чув. карта “ограда”;
лат. arca “ящик” – чув. арча “сундук”;
лат. cama “ложе, постель” – чув. хăма “доска”;
лат. casa “дом” – чув. касă “село, улица”.
лат. cupa “ведро, бочка” – тур., турк. kova, чаг. qopa и др.. под. “ведро”;
лат. ius, iuris 2. суп – чув. яшка – общее название первых блюд.
лат. scopula “метла” – чув. шăпăр “метла”;
лат. sĕrra “пила” – чув. сĕр “тереть, пилить”;
лат. torta “круглый хлеб” (от tortio – torqere "крутить") – чув. тăрта “вить гнездо”.
Можно найти тюркские влияния и в духовной сфере. Определенные связи между булгарами и италиками просматриваются в религиозной тематике. Латинское abbās "аббат" считается заимствованным через греческий из арамейского (abbā "отец"), и не рассматривается в этимологическом словаре латинского языка (Walde A.1965). Сначала якобы это слово употреблялось в молитвах в значении "мой отец" (Kluge Friedrich. 1989, 7). Однако достойным удивления то, что латинскому и греческому словам хорошо соответствует чув. апăс "жрец", которое происходит от древнего тюркского слова для обозначения близких родственников и в том числе отца (aba/apa). При заимствовании из арамейского и употреблении в молитвах слово abbās должно было бы использоваться при обращении к Богу, а не к его служителям, поэтому следует отдать предпочтение булгарскому источнику заимствования. К религиозной тематике можно отнести еще такую лексическую параллель: лат. vapor "пар, дым, огонь" – чув. Вупăр "нечистый дух". Слово, безусловно, имеет тюркское происхождение (тюрк. bu "пар" и чув. пыр, которое среди прочего имеет значение "приходить" или пар/пǎр "давать, выдавать"). Удивительным также является сходство греческого πανδουρα "кифара", латинского pandura "трехструнная лютня" и целого ряда чувашских слов близкого значения: pănt - подражание звону лопнувшей струны, păntăr-păntăr – подражание бренчанью, треньканью струн, păntărtat – 1. "бренчать, тренькать, издавать бренчащие звуки" (о струнных инструментах), 2. "трещать, грохотать" (о барабане) и другие подобные. То, что чувашские слова имеют более общее значение, означает, что струнный музыкальный инструмент индоевропейцами (греками или/и италиками) был позаимствован у булгар, а не наоборот. Одновременно ими было позаимствовано также булгарское слово, которому было придано конкретное значение музыкального инструмента, однако, как называли его сами булгары, остается неизвестным. В Середней Азии распространен струнный инструмент танбур, и считается, что его название имеет арабское происхождение (ар. tanbūr "струнный музыкальный инструмент"). Однако чув. тĕмпĕр-тĕмпĕр "подражание барабанному бою" и тĕмпĕртет "греметь, грохотать" (о барабане) заставляют усомниться в этом, поскольку подобие слов păntăr и тĕмпĕрговорит об их общем, тюркском происхождении. Заметим, что у народов Кавказа имеются для названия музыкальных инструментов слова подобные латинскому pandura, но источник их заимствования, точно так же, как и слова бандура, определить сложно. Доказательством тюркских культурных влияний могут также быть заимствования с абстрактным значением. Например, современному чувашскому слову пинĕш "тысяча" отвечает латинское finis "конец, предел". Конкретное значение чувашского слова, которое происходит от общетюркского biŋ "тысяча" свидетельствует о том, что когда тюрки уже усвоили счет по крайней мере до тысячи, индоевропейцы, у которых нет общего слова для обозначения такого количества, понимали тюркское слово как конечное число.
Вот еще некоторые примеры из общего списка латинско-чувашских лексичесих соответствий:
лат. amicuc “друг” – чув. диал. ами “друг”, брат”;
лат. delirium “бред” – чув тилěр, тат. tile “сумасшедший”;
лат. cura “забота” – чув. хурал “защита”;
лат. fàbulare “разговаривать, беседовать” – чув. павра “болтать, говоритт”;
лат. publikare “публиковать” – чув. пупле “разговаривать”;
лат. usus “использование” – чув. усă “польза”.
При случае следует напомнить, что в чувашском языке не употребляются буквы для звонких согласных в исконно чувашских словах, поэтому чувашское п может соответствовать латинскому b или v. Возможно, что часть из приведенных выше примеров происходит еще от более древних времен, когда все тюрки находились на территории между Днепром и Доном, но разделить позднейшие сепаратные булгарско-италийские и более древние тюркско-италийские связи пока еще не представляется возможным. Ясно только одно, что из всех тюркских языков более всего связей с италийскими языками, хорошо отраженными в латинском, имеет чувашский язык. Этот факт свидетельствует о продолжительном соседстве булгар и италиков до того времени, как последние мигрировали в сторону Апеннинского полуострова. Интересным свидетельством о таком соседстве может быть чув. пăяхам «деверь». Растолковать его при помощи современного чувашского языка невозможно, но если привлечь другие тюркские языки и латинский, то его можно понять как «муж сестры» (лат. homo “человек, мужчина, муж”, туркм. bajy, “сестра мужа”, тур. bacı “сестра”). Правда, деверь – это брат мужа. Несоответствие сделанного толкованию может быть объяснено тем, что названия родственника может быть разным в зависимости от стороны родства, что нередко приводит к изменению смысла одного и того же слова.
О контактах булгар с италиками могут свидетельствовать и экстралингвистические факты, если поискать их целенаправленно, но пока же можно говорить лишь о случайных находках такого рода. Например, тема борьбы грифов с людьми и животными, присутствующая на изображениях предметов, найденных в скифских курганах повторяется также в рельефах на саркофагах IV в. до н.э., найденных при раскопках неподалеку от Тарента в Южной Италии (Бонград-Левин Г.А., Грантовский Э.А. 1983, 80).
Мы предположили, что после того, как италики покинули свою прародину, в их ареале поселились фракийцы, пришедшие сюда с левого берега Днепра. В процессе своей миграции где-то южнее Роси задержалась группа древних греков, в то время как их большая часть отошла на Пелопоннес. Очевидно, еще южнее поселились также древние армяне и фригийцы. В таком случае, булгары должны были продвинуться далее на запад, оставаясь в соседстве со всеми ними. Когда германские племена продвинулись на юг и восток до Днепра, появилась также возможность для языковых контактов булгар с германцами. Поскольку из фракийского и фригийского языков у нас нет достаточного лексического материала, а в армянском языке слова тюркского происхождения могут быть заимствованными из турецкого, в пользу присутствия булгар на Западной Украине в большей мере свидельствуют чувашско-греческие и чувашско-германские языковые параллели.
Примерами греческо-булгарских лексических соответствий могут быть следующие:
гр. αρωμα "запах" – тюрк. aram/erem (чув. erĕm ) "полынь";
гр. αρσην “человек” – чув. арçын “человек”;
гр. κηροσ “воск, соты” – чув. karas “соты”;
гр. λακκοσ, лат lacus, ирл. loch и др. “яма, лужа, озерцо” – чув. лакăм “яма”;
гр. πυροσ “пшеница”, лит. pūraĩ "озимая пшеница", рус. пырей – чув. пăри “полба”;
гр. σαρδινη “сельдь” – чув. çărtan “щука”;
гр. θαλασσα “море” – распр. тюрк. talaj, talaš “море”;
гр. χολη “желчь” – чув. хăла “буланый” (светложелтый).
Имеется также небольшая группа чувашских слов фонетически очень похожих на греческие, семантическая связь между которыми не является бесспорной, например: чув. аталан "развиваться" – гр. αταλοσ "юный"; чув. кěле "пятка" – гр. κηλη "опухоль": чув. мăнас "гордый" – гр. μονασ "одинокий".
Полный список латинчко-чувашских и греческо-чувашских лексических соответствий приводится отдельно.
Следы бинарных булгарско-германских контактов проявляются в многочисленных лексических соответствиях между германскими и чувашским языками, которых настолько много, что они могут быть темой отдельного исследования.
Ниже приводятся их некоторые примеры
чув. ăвăс “осина” – д.-герм. *apso, д.-анг. æps, нем Espe “осина”.
чув. авлан „жениться” – др.-анг. ǽwnian, ǽwan “жениться”.
чув. ăтăр “выдра” – д.-герм. *utra, анг. otter , нем. Otter „выдра”, гол. otter, исл. otur "то же".
чув. вак "прорубь" – Wake "то же".
чув. вулǎ “ствол дерева” – OE wala, walu “палка, посох”.
чув. йěкел “желудь” – д.-герм. *aikel, нем. Eichel “желудь”.
чув. кавле “to жевать” – нем. kauen “жевать”.
чув. кěрт “стая” – д.-герм. *herdo, нем. Herde, анг. herd, шв. hjord “стадо”.
чув. палт “быстро” – герм. *balþa, “смелый”, нем. bald “быстро”.
чув. сăпса „оса” – герм. * wabso «оса» (др.-анг. wæfs, wæps, нем. Wespe), (сюда же сл. osa).
чув. сěре „очень” – ср.-в.нем. sēre, др.анг. sāre, нем. sehr “очень”.
чув. ту “делать” – нем. tun, анг. do, гол. doen “делать”.
чув. турǎ “бог” (из тюркского teŋgri) – герм. þunre “бог грома, Тор”.
чув. халтăра "мерзнуть" – нем. kalt, анг. cold "холодный".
чув. хатăр “бодрый, веселый” – д.-анг. hador, нем. heiter “бодрый, веселый”.
чув. хитрен “красиво” – д.-анг. cytren “красивый”.
чув. хÿте “защита” – герм. *hoda, нем. Hut, анг. hood, hat, шв. hatt “защита”.
чув. чěтре “дрожь” (общетюркский корень titr) – нем. zittern “дрожать”.
чув. ытла “лишний” – зап.-герм. *ìdla “ничтожный, пустой”, нем. eitel, анг. idle, гол. ijdel.
Факт существования германско-чувашских лексических параллелей ранее уже отмечали некоторые специалисты, в частности Корнилов. В одной из своих работ он приводил несколько германско-чувашских лексических схождений, хотя не дал им убедительного объяснения (А. Корнилов Г. Е., 1973, 88-101). Целенаправленные поиски дают нам все новые и новые свидетельства. К примеру, в индоевропейских языках было найдено много названий растений, имеющих тюркское происхождение (см. Общее тюркско-индоевропейское лексическое наследие в названиях растений. Тут интересными являются, видимо, два соответствия в названих трав. Первое из них такое: чув. армути "полынь" – нем. Wermut "то же". В этимологическом словаре немецкого языка (А. Kluge Friedrich, 1989) немецкое слово выводится из зап. герм. *wermаda, которому якобы есть далекая лексическая параллель в кельтском – *swerwo "горький". Однако, принимая во внимание чувашскую форму, более близкой параллелью должно быть лат. artemisia "полынь", которое могло быть позаимствованным из др. булгарского с метатезой согласных. Само чувашское слово армути является видоизменением двух чувашских же слов эрĕм (другое название полыни) и утă «трава», т.е дословно «полынь-трава». Тюркское происхождение этого слова бесспорно, поскольку подобные слова имеются и в других тюркских языках: тат. эрем, узб. эрман, як. эрбеhин – все "полынь". Греческое αρωμα "запах, аромат", заимствованное позднее во многие языки, тоже имеет тюркское происхождение.
Второе соответствие в названии трав: чув. pultăran “борщевик” – нем. Baldrian “валериана”. Борщевик и валериана довольно схожи между собой, поэтому перенесение названий вполне возможно. Латинское название растения Valeriana очевидно изменено под влиянием лат. valere “быть сильным”. Немецкому слову фонетически лучше отвечает тур. baldiran “борщевик”. Название этих растений, безусловно, тюркского происхождения, поскольку подобные слова имеются также и в других тюркских языках. Когда и в какой индоевропейский язык произошло заимствование, пока не установлено. К названиям трав имеет отношение и следующий пример. Сэр Джерард Клоусон (Gerard Clauson) восстанавливает древнетюркское слово *jarp (jarpuz) со значением “терпкий” на основании узб. jalpiz, каз. žalbyz "мята", Xakani – jarp “крепкий, солидный”. К ним относится также и чувашское слово çiрěп “крепкий”, которому может соответствовать нем. herb «терпкий», анг. herb "трава".
Некоторые германо-чувашские лексические параллели имеют соответствие в греческом и латинском языках. В словаре Клюге допускается связь нем. Harz „древесная смола, живица” с гр. κηρασ „соты”. В таком случае сюда же относится и чув. карас „соты”. Очевидно, слово индоевропейского происхождения, ибо в других тюркских языках этот корень не зафиксирован. В этом же словаре нем. Volk "народ", которому отвечают анг. folk, шв. volc "то же", стоит с пометкой “Никаких возможностей для сравнения". Между тем, с ним можно сравнить чув. пулккǎ "стая", "стадо". Bulgar – древнее название тюркского племени, предков чувашей, происходящее от того же корня. Латинские слова vulgus “народ”, “стадо”, “толпа”, vulgaris “обычный”, очевидно, позаимствованы из булгарского языка. Неясно, из какого индоевропейского языка позаимствовано чув. карта “изгородь, ограда”. Слова этого корня есть в греческом, латинском и германских языках: гр. χορτοσ “загон, изгородь”, лат. hortus “сад”, герм. *gardon, нем. Garten, анг. garden “сад”. Еще одним примером является следующая изоглосса: чув. мăкăнь – нем. Mohn (древняя форма *mæhon) – гр. μηκων (все "мак"). Славянские слова для названия мака, очевидно, в укороченной форме позаимствованы из булгарского. В поисках происхождения этого слова было обращено внимание на арм. makan «стебель, прут». Возможно, название мака происходит от его высокого стебля. Тогда в основе его должно лежать тюрк. baqan «столб», которое ранее могло иметь расширенное значение «стебель, ствол».
