Тема потопа, присутствующая в уральской (в частности ханты-мансийской), семито-хамитской и шумерской мифологии могла бы подтвердить тот факт, что это событие далекие предки уральцев и семито-хамитов пережили где-то совместно, однако значение ханты-мансийской легенды о потопе несколько обесценивается большим распространением легенды в разных вариантах среди народов всех континентов мира (Фрэзер Дж. Дж., 1986, 96-147). В легендах почти всегда праведники спасаются на острове, на дереве или на каком-то плавучем средстве. Передняя Азии пережила два оледенения – рисс и вюрм. Не исключено, что потоп мог быть обусловлен таянием снега и льда на вершинах гор после последнего потепления, и люди, действительно, спасались на горах вулканического происхождения, которые поднимались островами над морем воды. Впрочем, таяние снегов не могло быть настолько быстротечным, чтобы затопить обширные пространства Армянского нагорья. Дополнительным условием должны были быть проливные дожди, которые и сами по себе даже в настоящее время вызывают наводнения, но также и ускоряют процесс таяния снегов. Возможны и другие причины потопа. В последнее время приобретает популярность гипотеза о затоплении низменных местностей вокруг Черного моря вследствие подъема его уровня, вызванного прорывом перемычки, отделявшей его от вод мирового океана, в месте современного Мраморного моря и проливов Босфор и Дарданеллы. Подробно и интересно доказательства этому приводят В. Питмен и В. Райен (Walter Pitman, William Ryan, 1998). Однако во время такого потопа вода затопляла Армянское нагорье, поэтому должен был быть другой потоп именно вкруг горы Арарат, название которой несколько напоминает тюрк. aral “остров”. При др.тюрк. art “нагорье, гора”(Наделяев В.М. и др. 1999) Арарат бы определялся очень точно – “остров-гора”. Однако в Библии говорится не о самой горе Арарат , а о “горах Араратских”, из чего можно заключить, что ковчег Ноя необязательно причалил к горе Арарат и название свое она получила позднее, как воспоминание о потопе, когда люди поселились вблизи нее. А места эти для поселений были очень удобны, поскольку имели очень благоприятные географические и природные условия для жизни первобытного человека. Близлежащая территория состоит из многочисленных горных цепей, плоскогорий, между которыми расположены высокие ложбины. С. А. Сардарян, описывая географические условия этой страны, пишет:
В древнейшие времена, вследствие огромных подземных взрывов, потоки лавы заполнили бездны и пропасти, выровняли очертания земли и одновременно приподняли ее. Наносные же отложения придали земле необычайную плодородность (Сардарян С. А. 1954, 25).
Здесь много гор типичного вулканического происхождения, самыми известными из которых являются Арарат и Арагац. Высота Арарата 5156 метров, вокруг же расстилается широкая и плодородная Араратская долина высотой 800-1000 м над уровнем моря. У названых гор довольно пологие, покрытые лесом и кустарниками, склоны, а полноводные реки, берущие начало возле снеговых вершин, питают растительность гор и окружающей равнины. Местность по богатству своих обсидиановых залежей, удобством для охоты и запасам воды была за весь четвертичный период весьма благоприятной средой обитания для палеолитического человека. Вот как описывал Марко Поло местность возле горы Арарат:
У подножья, ближе к равнине, благодаря талым водам почва стала плодородной и растительный мир здесь такой пышный, что весь скот, который сгоняют сюда их ближайших местностей, находит здесь богатейший корм (Marco Polo, 1986, 42).
Три больших здешних озера довольно мелкие, например, наибольшая глубина озера Резайе всего 15 м, а в самом глубоком из них, Севане есть глубины только до 60 метров (для сравнения – наибольшая глубина похожего на эти озера размерами и по происхождению озера Иссык-куль – 702 м). Следовательно, вода в озерах прогревалась хорошо, что способствовало размножению рыб и, соответственно, развитию рыболовства среди местного населения. Правда, Гамкрелидзе и Иванов о распространении рыболовства среди индоевропейцев ничего не пишут, да и вообще нет общего индоевропейского названия рыб , ибо и.-е. *peisk "рыба" встречается только в германских, италийских, кельтских, балтийских и, возможно, в славянских языках. И.-е *meni "какой-то вид рыбы" – в славянских, германских, кельтских, балтийских и греческом языках, и.-е. *ati "рыба" – в италийских, греческом балтийских, и.-е *(s)kualos "какой-то вид рыбы"- в германских, тальських, греческом и балтийских. Больше ничего, что бы касалось рыб и рыболовства, в словаре Ю. Покорны найти не удалось. Но индоевропейцы и не жили возле озера и рыболовством заниматься могли в ограниченным возможностях, а вот древние алтайцы и уральцы рыбу в озерах, на берегах которых жили, очевидно, ловили. Общетюркским и общефинно-угорским названиями рыб являются соответственно *balyk и *kala. Возможно, индоевропейцы больше занимались охотой. Так считают Гамкрелидзе и Иванов: «Обнаруженные следы специальной охотничьей терминологии свидетельствуют о довольно развитой охотничьей деятельности». (Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В., 1984, 697). Ту же самую мысль высказывал о древних индоевропейцах и Н.Д.Андреев:
Присутствие в РИЕ ( раннеиндоевропейском) корнеслове значительного числа лексем, входящих в сферу охоты и собирательства, показывает, что именно эти два рода занятий (наряду со скотоводством на его начальной ступени) были главными способами жизнеобеспечения в эпоху формирования РИЕ праязыка. Такое положение вещей позволяет датировать названную эпоху временем на рубеже верхнего палеолита и мезолита (Андреев Н.Д., 1986, 39).
Свою датировку существования праиндоевропейского общества Н.Д.Андреев обосновывает отсутствием в ранееиндоевропейском языке "слов.., которые бы указывали на стойловое или хотя бы загонное содержание скота", но ведь временем становления животноводства, по его словам считается мезолит (Там же). Т.В.Гамкрелидзе и В.В. Иванов утверждают обратное: "в индоевропейском языке отражается развитая система животноводства с наличием основних домашних животных" (Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В., 1984, 868). Это пример того, как трактовка отдельных фактов может быть совершенно разной. Чтобы установить время, в которое вокруг трех озер жили носители ностратических языков, рассмотри еще другие факты.
Археологические факты свидетельствуют, что в VIII – VII тыс. до н.э. Передний Восток был заселен людьми довольно высокого культурного уровня. Уже тогда здесь возникли большие поселения с числом жителей до тысячи людей. (Herrmann Joachim, 1982, 41). На Ближнем Востоке были распространены дикие виды теперь окультуренных растений – пшеницы, ячменя, бобовых. Тут приблизительно в IX тыс. приблизительно человек начинает заниматься примитивным земледелием и животноводством, одомашнивая в первую очередь собаку. Археологические данные подтверждают, что именно в местах, расположенных совсем неподалеку от озер Ван и Урмия распространяются новые формы ведения хозяйства:
В горах Загроса, Синджара и Тавра на протяжении VIII тыс. шло расселение мелких земледельческо-скотоводческих групп, которые лишь изредка рисковали спускаться на равнину (Бромлей Ю.В., 1986, 274).
Можно предполагать, что семито-хамиты, дравиды, занимавшие южные ареалы ностратической территории первыми стали покидать первоначальные места своих поселений, занимая указанную горную местность. Картвелы, алтайцы и индоевропейцы, очевидно, все еще оставались на своих местах, с ними можно связывать три варианта энеолитической культуры VI – V тыс. до н.э., которые выделял известный ученый (Бромлей Ю.В., 1986, 294):
– в Юго-Восточной Грузии и Западном Азербайджане (предполагаем, что это были картвелы);
– в Юго-Восточном Азербайджане (индоевропейцы);
– в Араратской долине Армении (алтайцы).
Семито-хамиты, расселяясь далее на юг и юго-запад, достигли Палестины и основали здесь города Иерихон, Библ, Сихем и др. Носители же неизвестного нам ностратического языка (видимо, потомки племени из верховьев Аракса и Куры – хатты, хурриты?) в Южной Анатолии построили город Чатал-Хююк (Çatal Hüyük), который около 6000 года до н.э. насчитывал 2 – 3 тысячи жителей (по другим данным – 5 тыс.) Его построили из камней весом до двух тонн, выломанных из известняковых скал (Krämer Walter, 1971, 57-58). Только это уже говорит о уровне культуры и организации труда строителей. Соответственно и язык этих людей должен был бы быть довольно развит, по крайней мере, считать они должны были уметь. Носители общего ностратического языка, бесспорно, стояли на значительно более низком культурном уровне, поскольку у них нет не только ни одного общего числительного, но и вообще ни одного слова, которое бы относилось к хотя бы примитивному строительству. Среди указанных 34-х общих признаков ностратических языков преобладают морфемы, местоимения и глаголы со значениями “бить”, “расщеплять”, “резать”, “рубить”, “сверлить”, “гнуть”, “хватать”, “рвать”, “вязать”, “кричать”. Есть также слова со значением “ухо”, “много”, “глубоко”, “ночь”, “край” и некоторые другие. Обращает на себя внимание тот факт, что в этой группе преобладают слова с технологической и охотничьей семантикой, но есть два слова для обозначения звуковой сигнализации, очень необходимой при охоте. Следовательно, существование ностратического праязыка мы должны относить задолго до VII тыс. до н.э. Время начала и место его формирования точно определить пока еще трудно. Однако В. П. Алексеев допускает возможность существования узлов расообразующего процесса, в пределах которых происходили основные расогенетические события. Одним из двух возможных на Земле узлов он считает Переднюю Азию и Восточное Средиземноморье (Алексеев В. П., 1991, 49). Хотя другие ученые придерживаются в этом вопросе моноцентризма и считают, что единственным очагом формирования людей современного типа было Восточное Средиземноморье с прилегающими районами Азии (Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова И.А., 1985, 151).
Если нам в этом регионе неизвестен ни одни из языков кроме ностратических, то есть все основания допускать, что одним из центров расообразующего процесса находился именно в районе трех озер. Возможно, именно здесь начал формироваться ностратический праязык приблизительно во времена позднего палеолита. Конечно, в связи с этим сразу же вспоминаются библейские легенды об Адаме и Ное. Слово адам в значении “человек” есть почти во всех тюркских языках, в иранских, кавказских. Все исследователи считается, что оно персидско-арабского происхождения, но в чувашском это слово имеет форму этем, которую нельзя объяснить заимствованием. Нельзя объяснить заимствованием и мар. айдемс “человек”, в отличие от удм. адями “то же” В хантыйском языке есть слово átamá в значении “народ”; и по форме и по значению это слово не выглядит заимствованным из тюркских. В чувашском языке есть также другие слова этого корня: Атам – название какого-то божества, несколько необъяснимых географических названий – села Чаваш-етем, Тутар-етем, река Етем-шиве; библейские мотивы, по мнению Сергеева, напоминает чувашское выражение – етем юртна шама “косточка, которой причаровывают”, которое он объясняет как “косточка, которую полюбил Адам” (Сергеев В. И., 1981, 105). В осетинском языке adäm имеет значение “люди”, “народ”. Слова этого корня и подобного значения ("человек", "мужчина", "муж") распространены по всему Кавказу: груз. adamiani, лак. adamina, авар. adan, агул. idemi, ахв. ande, бацб. admiā, будух. idmi, дарг. adam, лезг. itim, рутул. edemi, чеч. adam и др. Возможно, часть из них заимствована из арабского или из тюркских языков, но далеко не все, о чем говорит разнообразие форм. Предположительно к этому корню можно отнести слова в германских языках со значением “зять”: нем. Eidam, др.англ. ethum, др. фриз. athom. Следовательно, есть основания считать, что adam древнее ностратическое слово со значением “человек”. Считается, что д.-евр. adamah имеет первоначальное значение “земля”, “красный”. Такое прозаическое объяснение для названия человека выглядит несколько сомнительным. В воображении первобытного человека человек мог отличаться от животного тем, что имеет душу. Понимание наличия души даже первобытным человеком может быть объяснено такими неясными для него внутренними ощущениями как угрызения совести, раскаяние, стыд и т.п. в отличие от понятных физических ощущений – тепла, холода, или даже таких чувств как тревога, радость. В связи с этим со словом адам в значению “человек” можно сравнить также нем. Atem “дыхание, дух” и другие слова германских языков этого корня и того же значения. Ф. Клюге (А. Kluge Friedrich, 1989) сравнивает германские слова с др.инд. аtmа “дыхание, душа” („Hauch, Seele“). Ю. Покорны (А. Pokorny J., 1949-1959) нем. Atem относит к и. е. *etmen “дыхание” и приводит ему соответствия в др. индийском и кельтском языках. Г. Фриск (А. Frisk H., 1970) причисляет сюда же гр. ατμοσ “пар”. Очевидно в этот ряд можно поставить распространенное в иранских языках dam “дыхание”. Следовательно, определение человека как существа, которое имеет душу, более правдоподобно, чем то, что связывается его происхождение с землей. Последнее объяснение могло быть предположено позднейшими исследователями Библии.
Однако возвратимся к ностратическому праязыку. Через некоторое время после своего формирования, он расчленился на несколько новых языков второго уровня. Очевидно, он расчленился не на шесть языков. Нужно принять во внимание еще и кавказские языки, родство которых с какой-либо определенной языковой семьей пока еще не определено (точнее, которые еще «не вписались в общепризнанную систему»). Уже после издания книги автор провел исследование кавказских языков графоаналитическим методом на материалах Сергея Старостина. Полученные модели этих языков позволяют утверждать, что они сформировались в долинах Главного Кавказского хребта, т.е. предки носителей современных абхазо-адыгской и нахско-дагестанской групп языков были исконными поселенцами своих теперешних мест поселений, а их общий когда-то язык был одним из древнейших диалектов ностратического праязыка, носители которого раньше всех оторвались от общего палеолитического ностратического племени и заселили южные и северные склоны Большого Кавказа, в тот время как носители остальных шести ностратических языков оставлялись еще в районе трех озер длительное время. Приняв это предположение, мы можем думать, что к моменту переселения ностратических групп в Европу и склоны Северного Кавказа, и степи Предкавказской равнины были уже заселены носителями кавказских языков. Поэтому индоевропейцы, уральцы и алтайцы должны были двигаться далее на север.
Пока же попытаемся определить время, когда носители шести ностратических языков начали расселяться со своих прародительских мест. Сначала вспомним, что Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов относят первое диалектное членение индоевропейских языков, когда возникают первые диалекты, из которых позже развились анатолийские языки, не позднее IV тыс. до н.э. (Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В., 1984, 861). И уже затем индоевропейцы, по их мнению, двинулись в Европу вокруг Каспийского моря и где-то по дороге от них отделилась индо-иранская группа.
Однако нет никаких археологических свидетельств в пользу такого движения через Среднюю Азию или морским путем вдоль восточного берега Каспийского моря (Сафронов В. А., 1989, 26). Отделению индо-иранской общности от большинства индоевропейцев еще в Закавказье противоречат и позднейшие тесные контакты индо-иранских языков с финно-угорскими, носители которых в IV тыс. до н.э. не могли заселять областей на южнее Каспийского моря. Эта противоречивость гипотезы Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова сразу бросается в глаза. Как пишет Е. Е. Кузьмина:
Т. Барроу, В. И. Абаєв, J. Harmatta показали древность не только иранских, но и индоарийских связей финно-угорских языков. Попытка Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов дать иную интерпретацию этим фактам не получила поддержки со стороны лингвистов (Кузьмина Е. Е., 1990, 33).
Это противоречие вовсе не означает, что прародина индоевропейцев была где-то в совсем другом месте, как понимают это некоторые ученые. Правы, хотя и не совсем, те, кто говорят о двух индоевропейских прародинах. Одна определяется в Передний Азии, а вторая в Восточной Европе:
Территория Северного Причерноморья и Поволжье, включая Приуралье рассматривается как вторая прародина индоевропейской общности, а именно: племен-носителей древнеевропейских диалектов, пришедших в этот регион вместе с племенами Ариев в результате длительных волновых миграций из района на стыке Малой Азии и Армянского Нагорья (Довженко Н.Д., Рычков Н.А., 1988, 37).
Двузначность излишня – индоевропейцы, как и другие этносы, имеют одну прародину – это и территория, где начал формироваться индоевропейский праязык. Позднейшее носители этого праязыка могли переселяться в другие места, но там уже будет прародина их потомков. Наиболее точно высказался Х.Бирнбаум:
И, вероятно, если основной ареал распространения ностратического языка действительно – как это предполагалось – следует идентифицировать с Закавказьем, восточной (и южной) Анатолией и верхним течением Тигра и Евфрата, совершенно естественно было бы предполагать в качестве позднейших ареалов распространения праиндоевропейского языка территории, более близкой к Черному морю – районы Понтийских степей, в Северной и Западной Анатолии… (Бирнбаум Х., 1993, 16).
Следовательно, если прародина индоевропейцев была действительно была в Передний Азии, то индо-иранцы должны были иметь время прикочевать в Восточную Европу и прожить там немалое время, а потом носители по крайней мере только древнеиндийского языка должны были уже во II тыс. до н.э. добраться до Индостана, что было бы невозможно, если бы индоевропейцы начали переселяться в Европу в IV тыс. до н.э. Это были бы для тех времен поистине сумасшедшие темпы, поскольку вообще считается, что скорость миграций тогда равнялась одному километру в год (Збенович В. Г., 1989, 183). Таким образом следует предположить, что носители ностратических языков должны были пребывать в Передний Азии самое большее до VI – V тыс. до н.э. Согласно М. С. Андронову переселение дравидов в Южную Индию проходило во II-I тыс. до н.э. а в III тыс. до н.э. существовала дравидийская общность где-то на территории Пакистана (Андронов М. С., 1982, 178). Очевидно, c дравидами можно связывать археологический памятник Тепе Яхйа в Центральном Иране, датированный 4500 г. до н.э., и более поздние культуры Хараппа и Мохенджо-Даро в Индии. Кроме того, еще надо учитывать то, что “дравидологи относят распад протодравидийской общности к концу IV тыс. до н.э., когда началось движение дравидоязычных племен на юг и юго-восток” (Бонград-Левин Г. М., 1981, 301). Таким образом, по крайней мере, какое-то время, но не позднее тыс. III до н.э. протодравиды заселяли территорию Ирана и Пакистана. Тогда в V тыс. до н.э. их в Передней Азии наверняка уже не было. Если считать, что носители ностратических языков оставили места первичных поселений в начале VI тыс. до н.э. и часть из них прикочевала в Восточную Европу в конце VI – в начале V тыс. до н.э., то тогда можно понять появление неолита на этой территории. Факты археологии доказывают, что здесь рядом с неолитическими поселениями еще длительное время существовали поселения мезолитические, то есть побудительных природных условий для изменения ведение хозяйства здесь не существовало. Вот что писал К. Ф. Мейнандер по этому поводу:
Люди культур гребенчатой керамики переняли от одновременных неолитических культур в числе прочего также и умение изготовлять керамические изделия, но они не отказались от способов ведения хозяйства, характерных для эпохи мезолита. Они по-прежнему живут в основном за счет рыбной ловли (Мейнандер К. Ф., 1974, 24).
То, что рыбная ловля в состоянии дать достаточно надежную базу для благополучия общества, отмечал и другие ученые (Формозов А.А., 1977, 20, Sahrhage Dietrich, Lundbeck Johanes, 1992, 14).Как видим, даже пример не склонил людей к изменению ведения своего хозяйства; они заимствовали только то, что им действительно было нужно. Таким образом, есть основания предполагать, что вместе с неолитической экономикой алтайцы, индоевропейцы и уральцы на территорию Восточной Европы принесли и гончарство. (Условной границей между позднемезолитическими и неолитическими комплексами считается появление глиняной посуды). Слова гончарной технологии в небольшом количестве в индоевропейских языках имеются. Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов считают, что гончарство возникает на раннем этапе неолитической революции и после VII – VI тыс. до н.э. распространяется из Передней Азии на территорию Европы (Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В., 1984, 705). Первая глиняная посуда, которая появляется на поселениях по берегах Днестра и Южного Буга похожа на посуду, которую находят на Балканах, в Малой Азии (Пелещишин М., Підкова И., 1995, 16). О возможности заселения индоевропейцами Западной Анатолии, Северной Месопотамии и Закавказья в VII – VI тыс. до н.э., по словами Х. Бирнбаума (Бирнбаум Х., 1993, 13), говорит Ренфрю (Renfrew C. Archeology and language: The puzzle of Indo-Europian origins. L. 1987). В таком случае индоевропейцы, пребывая в VII – VI тыс. до н.э. в Передний Азии и освоив гончарство, действительно, могли принести его в Восточную Европу.
